Надо же… Какая простая и в то же время сложная логика. Ведь стоит только послушать объяснения Дрейка, как угол зрения меняется на многие привычные вещи.
Незнакомые улицы продолжали появляться и уходить в темноту. Я улыбнулась. Не иначе сидящий слева мужчина хотел, чтобы я имела шанс подумать в его присутствии.
Грех было бы сказать, что мне это не нравилось.
Думалось хорошо. К тому же практически ушла накопившаяся внутри на ребят обида. Действительно, при чем здесь их поведение? Главное — моя реакция. Именно над ней следует работать.
Как только я сделала для себя новые выводы и утвердилась в них, тут же потекли новые объяснения от Начальника:
— Теперь насчет злости. Она бывает очень полезна в том случае, когда появляется страх. Страх сковывает действия. Если на тебя наседают, прижимают, оказывают давление, почувствовать злость-гнев-ярость — очень быстрый способ выпутаться из ловушки, перейти из пассивного режима в активный, сфокусироваться на проблеме и перейти к действиям. Именно это ты на себе и прочувствовала. Верно говорят, что злость придает сил, но нужно помнить, что она их также и отнимает. Каждый раз после ярких вспышек ты будешь чувствовать, что твой резерв истощен, а иногда и полностью опустошен. Но пока уверенность, позволяющая защищаться от нападок спокойно, без растраты энергии, еще не пришла, злость иногда можно использовать. Все же постарайся делать это не слишком часто.
— Хорошо. Я поняла.
Значит, моя реакция на пресловутого Баала не была такой уж неверной? Ведь возникший кратковременный гнев помог поднять голову, а иначе так бы и робела, стоя перед командой. А про частое использование — и самой не хотелось. Действительно, опустошает.
Через несколько минут машина неожиданно вывернула на знакомую улицу и остановилась у подъездной дорожки к особняку. В прихожей горел свет, а на подоконнике, глядя на улицу, сидел терпеливый ждущий хозяйку Миша.
— Ох, как быстро… — я отняла взгляд от крыльца и посмотрела на Дрейка. — Скажи, ты специально кружил непонятно где, чтобы было время поговорить?
Он не ответил, только мягко улыбнулся.
Какое лицо…. эти губы… век бы любовалась. Но нужно выходить из машины, говорить «спокойной ночи» и идти в дом.
«Нет-нет… еще хоть минутку…»
Начальник сидел вполоборота, положив локоть на руль, смотрел на меня и молчал. Не гнал на улицу. А моя грудь медленно наливалась жаром, от пришедшей в голову мысли сделалось душно.
— Дрейк, скажи… тебя можно как-нибудь коснуться?
Он не выказал удивления. Но и не торопился поощрять.
— Зачем тебе это, Бернарда?
(Зачем? Люблю тебя, сил нет… умру, если не коснусь…)
— Просто ответь.
Долгое молчание и глубокий взгляд глаза в глаза.
— Пока я в форме можно. Но не открытых участков кожи.
Большего в тот момент мне и не требовалось. Жадно и одновременно робко я протянула руку и впервые в жизни коснулась серебристой ткани. Положила на плечо ладонь, сжала его пальцами — твердое, мускулистое, теплое. По телу моментально прошла опьяняющая волна. Он живой, горячий, крепкий…. О, Боже, дай мне сил… Пальцы соскользнули с плеча на грудь, прочертили горизонтальную линию и прижались к тому месту, где билось сердце — тук… тук… тук…
«Он мой. Не отдам!»
Все это время я смотрела только на свою руку, наслаждаясь, упиваясь прикосновениями, пропечатывая их в памяти. А потом перевела взгляд на лицо и мгновенно разучилась дышать. В глазах Дрейка застыло выражение дикого, но тщательно сдерживаемого зверя, который хотел заявить свои права на ситуацию, но не мог, не имел возможности этого сделать. Взгляд серо-голубых глаз жег, проникая в самую женскую сущность.
Я улыбнулась, продолжая скользить пальцами по его груди. Медленно, чувственно, мучительно нежно.
— Невероятно… Как в клетке с тигром, когда можно войти и обнять зверя за шею, знаю, что он не укусит. Лапы замотаны, мордочка тоже.
Дрейк закрыл глаза и улыбнулся. Моя рука на его груди, невероятное ощущение запретной близости.
— У меня хорошая память, Бернарда. А ведь ситуация когда-нибудь может и измениться, помни об этом.
Фанатея от собственной дерзости, скользя по тонкому льду вседозволенности, я наклонилась к его лицу. Ближе, чем когда-либо — волоски на моей коже зашевелились от искрящегося невидимой энергией поля. И все же ближе… еще ближе, почти к самым губам. За моими действиями наблюдал из-под прикрытых век тот самый зверь, жар колыхался волнами в глубине обычно холодных глаз.
— Не надо…. — ласковый голос. Насмешливый, хриплый, предостерегающий. — Не ходи по грани. Она тонкая.
Застыв у самых губ, я медленно и глубоко вдохнула запах его кожи — сердце забилось от дикого пьянящего восторга.
«Мой. Мой!»
— Я все сделаю для того, чтобы однажды ситуация изменилась, — прошептала я с улыбкой.
Затем нехотя отодвинулась, с сожалением отняла ладонь от вожделенной груди и с улыбкой на лице вышла из машины, не замечая ни холода, ни ветра.
Теперь можно и к Мише….
Теперь можно все, что угодно.
Это случилось с ним впервые в жизни — собственный дом был рядом, а Дрейк все сидел в машине с выключенным мотором и смотрел на падающий снег за окном, не желая, чтобы то чудесное ощущение, которое пришло к нему, когда ее мягкие сладкие губы оказались рядом, когда-нибудь кончалось. Наверное, так оно и будет — жизнь длинна, а память имеет тенденцию к забвению, но, видит Бог, он хотел сохранить это воспоминание на всю оставшуюся жизнь. Бережно сложить его туда, где хранилось самое ценное, и доставать на поверхность тогда, когда будет казаться, что смысла нет.