Дрейк - Страница 124

124

Дрейк как можно тише отложил газету, которую просматривал, и положил руку на подлокотник кресла. Еще пятнадцать минут назад ее взгляд, щекочущий и невесомый, скользил по его телу: вытянутым на пуфе ногам в брюках, животу, пряжке ремня, по расстегнутой (особенно часто) у горла рубашке, плечам, лицу, губам. Каждый раз, когда взгляд Ди доползал до губ, ему хотелось улыбаться. Но тогда бы она не уснула.

И все это время он чувствовал внутри странный клубок эмоций, в первую очередь удивление от того, что решил привести кого-то домой.

Дрейк с усилием заставил себя отвести взгляд от разметавшихся по (его) подушке женских волос и закутавшейся в (его) одеяло фигуру и посмотрел на одиноко горящий возле кресла торшер.

Не хотел оставлять одну? Не хотел, чтобы ненужные эмоции захлестнули ее этим вечером? Что ж, правильно говорят, что нет ничего лучше, чем вышибать клин клином.

И он вышиб.

Осталось только понять чей и куда?

* * *

Картинка была настолько трогательной, что отпечаталась в моей памяти на всю жизнь: Клэр, держащая на руках пушистую рыжую кошку. До того сумасбродно носящаяся по дому, она вдруг притихла на руках у кухарки, успокоилась, расслабилась и замурчала (а ведь мне не давалась). Зеленые глаза довольно щурились и то и дело вопросительно поглядывали на худую женщину, мол, мы ведь теперь вдвоем, я и ты? Все время? Так ведь?

Торчащую во все стороны шерсть нежно приглаживали тонкие пальцы, в глазах Клэр стояли слезы. Посмотрев на меня, она тихо переспросила:

— Она, правда, моя?

— Правда. Просто переезжай сюда, всем будет лучше.

Несколько минут назад я уже подробно объяснила Клэр, по какой причине хотела видеть ее рядом с собой: удобство, выгода обеим, исключение ненужных трат на дополнительное жилье и долгую дорогу, общение для меня.

— Спален у меня много, в какие-то я вообще не захожу, выберешь любую. Кошка твоя в любом случае, если откажешься, заберешь себе, но тогда ведь она будет много времени проводить в одиночестве…

Это был убийственный аргумент, сразу же заставивший Клэр принять решение.

— Одной-то нехорошо!

— Вот и я о чем. А здесь у нее и ты, и компания, и простор.

Миша сидел здесь же, на полу, будто ждал исхода важного и для него разговора. Останется новая соседка или нет?

— Имени у твоей любимицы еще нет, сама выберешь.

— Огонек! — тут же воскликнула Клэр. — Смотри, какая подвижная и яркая, прямо как огонек.

И впервые в жизни улыбнулась широко и радостно, после чего я поняла — битва выиграна. Улыбнувшись в ответ, спросила:

— Тогда пойдем выбирать тебе комнату? А после, когда будет время, перевезем сюда твои вещи.

Когда комната была выбрана, а пьяная и притихшая от счастья Клэр, все еще не веря в удачу, прижимая рыжую любимицу, кружила вальсы по кухне, я стояла у окна своей спальни, рассеяно поглаживая запрыгнувшего на подоконник Мишу.

Проснулась я в шесть.

Дрейка в кресле не было. Не было его и в комнате. Потихоньку собрав свои вещи и отыскав обувь, я исчезла из его дома, не попрощавшись, а теперь переживала, не обидела ли хозяина уходом по-английски.

Неотступно преследовали воспоминания о вчерашнем вечере: о мужчине, одетом с иголочки, в котором было невозможно признать главу Уровней и городов — шикарном, шальном, очаровательном и веселом, кружащем меня по галерее бутиков, скупающем все, что можно скупить. Нежность и непреклонность в его глазах заставляли сдаваться без боя, потакать каждому его желанию (которые, к собственному стыду, совсем не шли в разрез с моими), хотелось беспрерывно смеяться и тонуть в вихре неожиданно теплых эмоций и легкости непонятно отчего наполнившей тело и голову.

Что это — роман? Роман с начальником? Или просто с самым лучшим мужчиной на свете? Все творившееся вчера было так сильно похоже на свидание, что делалось муторно и хорошо одновременно. Голова шла кругом, волны эйфории то и дело накатывали на мой милостиво встречающий их берег.

Видит Бог, я хотела этого. Хотела этого мужчину, этих чувств, этих незабываемых мгновений, проведенных с ним, но в то же время чувствовала себя щепкой, попавшей в сильное течение океана. Казалось, выбор направления теперь не в моей власти. Огромные волны ласкают и щадят, но неумолимо несут куда-то вперед, не позволяя даже переварить и трезво оценить происходящее. А что будет потом, когда все изменится? Изменится в любом случае, потому что меняется все и всегда. Вопрос лишь когда и в какую сторону?

Но, может, такой и должна быть жизнь? С ощущением, что ты живешь, что ты счастлив, пусть даже не успевая анализировать, а не сидишь и думаешь о том, что должно произойти, чтобы ты стал счастлив. В таком случае это не жизнь. Это ожидание жизни.

Мокрый нос ткнулся в застывшую руку — Миша удивился, почему его вдруг перестали гладить? Я снова послушно принялась гладить голову и ушки, спиной ощущая все те коробки и пакеты с баснословно дорогими вещами, которые сейчас стояли на кровати.

— Дрейк, зачем мы будем это покупать? Это же целое состояние!

— Это всего лишь деньги, Бернарда.

Он шел рядом — спокойный, умиротворенный, сильный, а в глазах непривычная нежность, плавящая конечности. Казалось, он умел согревать целый мир вокруг себя.

— А каково это быть богатым?

Дрейк улыбнулся вопросу.

— Это никак не ощущается, поверь мне. Ты ощущаешь эмоции, когда денег мало. Или когда их становится больше. Или еще больше. Но ты не чувствуешь ровным счетом ничего, когда их просто много. Всегда. Это правило посоха.

124