Дрейк - Страница 57

Теперь расческа.

С глухо бьющимся сердцем я осознала, что расческа осталась в ванной комнате. Есть еще одна — на серванте в коридоре, но туда через вражеский лагерь незаметно не пробраться. Я закрыла лицо руками, покачала головой. А что с косметикой? Тоже в ванной? Только не это!

Через секунду я вспомнила, что косметичка здесь, в комнате. Я унесла и положила ее в шкаф, когда до блеска начищала раковину. Не хотелось оставлять «личное» имущество на виду незнакомых людей, все-таки твои пузырьки и бутыльки — это какой-никакой, а «приват».

В шкафу на средней полке луч высветил бок синей пузатой сумки с необходимым для прихорашивания набором. Я радостно вцепилась в косметичку и прижала ее к груди, как родную. Ну, хоть в чем-то повезло. А следом, будто ведром холодной воды, вылилась на голову другая мысль: пронести ее с собой «туда» я не могу. А как краситься здесь, когда нет света?

Комичность ситуации зашкаливала. Я села на кровать и отключила фонарик.

Ну, что за дурость!

Хотелось смеяться и плакать одновременно. Ну, как, скажите, я должна из всего этого изворачиваться? Или вообще плюнуть на внешний вид и предстать с самого утра перед чужими людьми (сплошь мужиками) в натуральной красоте с осыпавшейся под глазами тушью? Или же попробовать прихорошиться при свете фонаря и маленького «пудреничного» зеркала? Ведь был же когда-то такой опыт. Правда, давно, еще в пионерском лагере.

А время-то идет. Сидеть и раздумывать некогда.

Взглянув со зверской решимостью на лежащую рядом косметичку, я — вжи-и-и-и-к — расстегнула замок и включила фонарик.

Результат получился хорошим.

Вот уже минуту я придирчиво разглядывала себя в зеркале — большом, прямоугольном, залитом электрическим и дневным (потому что строители не забыли про окно в ванной комнате) светом.

Макияж был сносным и неброским. Там, дома, отыскав в косметичке тоник, я оттерла тушь с глаз, после чего осторожно, пыхтя и ругаясь при свете карманного фонарика, перекрасила их по новой. Но только слегка, чтобы не переборщить.

Снаружи коттеджа на неизвестной улице уже полностью рассвело.

Часы в гостиной показывали 8.14.

К этому времени я успела не только вернуться в Нордейл, но и принять душ — мыло — розовое и душистое — нашлось на краю ванной (И это в нежилом-то доме! Проверила бы заранее, не пришлось бы теперь тщательно прятать от воды глаза).

Чистая опрятная одежда придала ощущение уверенности.

Оставалось только придумать, что делать с волосами. Не вилкой же, в самом деле, как русалочка Ариэль? И не пятерней — толку никакого. Вернувшись в спальню, я стала шарить в прикроватных тумбах. Пусто. Что же делать?

Поиск в гостиной тоже не принес результатов, а вот в прихожей, в одном из шкафчиков под зеркалом нашелся (ур-р-р-р-а!) запакованный в пластик набор мужских расчесок — тоненьких и пластмассовых. Я разве что не поцеловала его, воздав мысленную молитву тому, кто его сюда положил, параллельно сдирая упаковку.

«Пусть лучше попадет за то, что взяла чужое, чем нечесаной…»

Окончательно приведя себя в порядок, я удовлетворенно кивнула собственному отражению и отправилась на кухню рыскать в поисках чая.

Он позвонил без двадцати девять.

— За тобой заедут через десять минут.

Не успела я сказать «Доброе утро», как Дрейк уже отключился.

«Ладно. Поздороваюсь, когда увижу», — растерянно подумала я, запихивая трубку в карман джинсов.

Живот отозвался недовольным голодным урчанием. Хотелось надеяться, к тесту не приступят, не накормив.

Чая не нашлось. Я стояла в просторной светлой кухне у окна, любуясь тихой улицей, ожидающей начала нового дня. От осознания, что через десять минут за мной (за Мной) подъедет машина — и это в девять-то утра — делалось неоправданно гордо. А следом приходила фраза: «Наши люди в булочную на такси не ездят».

Это была веранда.

Просторная, на свежем воздухе, но в тени. Выложенная серыми шершавыми плитками, упирающимися в белые бутылкообразные ножки перил. Отсюда, не в пример той крыше, на которой состоялся первый разговор с Дрейком, не открывалось никакого интересного вида — только деревья внизу да, как островки, потерявшиеся среди них крыши домов. Здание было тем же.

Я не следила, какой дорогой ехала машина Комиссии с молчаливым водителем и его соседом на переднем сиденье. Вместо этого разглядывала незнакомый город, в котором, как и в моем, начиналось утро понедельника: спешили на работу люди, проносились мимо машины, торговали свежими газетами и чем-то похожим на хот-доги.

Посреди веранды стоял стол и два стула друг напротив друга. Дрейк, когда я через стеклянные двери шагнула из коридора наружу, повернулся и приветственно кивнул.

— Доброе утро.

— Доброе, — отозвалась я, подходя к столу.

— Садись, — сказал он. Кивнул на один из стульев. — Как спалось?

— Хорошо. Спасибо.

— Я еще не завтракал. Ты хочешь есть?

Я кивнула. Не стала жеманничать и притворяться. Все равно бы через минуту выдал громкоголосый живот, не привыкший к голодным утрам.

Дрейк кому-то позвонил. Что-то сказал, я не разобрала. Он стоял почти у самых перил, туда дотягивалось солнце, рассыпая по его плечам, обтянутым курткой, серебристые блики. Интересно, меняют они свою форму на что-нибудь другое? И сколько комплектов ее надо иметь, чтобы на каждый день? Уж эти вопросы точно придется оставить при себе. Пока не обживусь и не осмелею.

Подумав, что сесть за стол успею и позже, я тоже подошла к ограждению и посмотрела вниз — дорога, пешеходы, велосипедисты. Одеты легко, знают, что сегодня будет тепло.